Внутри меня встретили сумрак и удавка, мастерски накинутая на шею. Да ещё и пнули грубо, заставляя присесть и упирая колено между лопаток. Всё это случилось столь стремительно и неожиданно, что я не успел среагировать.

Интуиция не предупредила, вымотался здорово, да и урезанные амулетом возможности сказывались. Я сейчас мало на что способен, а против меня сработал явный профи, проделывавший такое не впервые.

Спасибо, что душить не начали. Лишь намерение изобразили, дабы не рыпался.

Из сумрака выступили три фигуры: мальчик и девочка лет по семь-восемь и старуха того типажа, который киностудии нарасхват готовы рвать, возникни у них надобность в актрисе на роль престарелой и очень страшной ведьмы.

Мальчик, прижимая к боку нездорово-скорченную руку, шагнул вперёд, врезал Сафи по макушке и важным тоном произнёс:

— В расчёте.

Девочка на рукоприкладство не обиделась, а я только сейчас понял, что этого мелкого вижу не впервые.

Старуха ткнула в меня пальцем:

— Так ты, стало быть, мою девочку облапить собирался? Или что-то похуже удумал, ирод?

Удавка слегка натянулась, пресекая мою попытку с возмущением отрицать как сам факт подобного умысла в частности, так и в целом. Я же нормальный, я ребёнка не обижу. А уж чего похуже — тем более.

Сафи, проскользнув мимо старухи, встала за ней и голосом кадрового разведчика, отсчитывающегося перед вышестоящим командованием, отрапортовала:

— Он пришёл с моря. Я видела, как он плыл среди акул. Издалека плыл. Он бегал так быстро, что клюмсы не могли его окружить. Он точно знал про лаз в стене. Бежал к нему. Он всю дорогу спрашивал меня про древние места в городе. Говорил, что они должны здесь быть. Что он всякое ценное из таких мест хватает. Уши мне заговаривал, пытался выспросить, как у нас тут всё устроено. Особенно его камни большие интересовали. Огромные камни, такие только в Верхнем городе могут быть. И ещё он донырнул до дна фонтана, который на Второй квартальной площади, — девочка показала монеты. — Самый глубокий фонт...

— Я знаю, что это за фонтан, — перебила старуха, мастерски смела деньги с ладони девочки и вновь ткнула в меня пальцем: — Сафочка, так он тебя не трогал? Не говорил плохие вещи?

Девочка покачала головой:

— Нет, он только про древнее всё время говорил. Он странный. И ещё он дерзко себя вёл с клановыми.

— Как дерзко? — уточнила «Баба-Яга».

— Не сильно дерзко. Но дерзко. Мне показалось, он их не любит. Может даже знает. Так себя никто с ними не ведёт. Он точно шпион, его Ингармет прислал.

Старуха покачала головой:

— Да мой зад больше похож на степняка, чем этот мальчишка. Что за фантазии, Сафочка?

— Никакие не фантазии. Ингармет не дурак, он и послал его, потому что не похож на степняка. Хитрый.

Старуха повернулась ко мне, уставилась недобро.

Последовало новое движение пальца:

— Ты кто?

— Я Гер, и я действительно ничего плохого не...

— Заткнись. Я не о том тебя спрашивала. Тебя Ингармет прислал?

— Я даже не знаю, кто это такой.

— Не знаешь?

— Честное слово не знаю.

— Гер, говоришь... Странное имя. Откуда ты?

— С севера. Я сбежал с корабля. Был бой, и...

— Заткнись. Ты, — палец уткнулся в мальчика. — Бегун, беги в порт. Узнай там всё. Ты, — теперь старуха обращалась к Сафи. — Посмотри розыскную доску у старого дворца Семейств. Проверь, нет ли там этого сморчка.

— Куба, а с ним что делать? В канал? — деловито уточнил из-за спины душитель.

— В канал всегда успеем. Пусть пока в подвале посидит.

Сафи не обманула. Действительно — добрая женщина.

Глава 24 И снова фонтан

Глава 24

И снова фонтан

Под нищей лачугой располагался поразительно крепкий подвал. Облицованный вездесущим ракушечником, разделённый крепкой деревянной решёткой на две резко неравные по площади части. Меня посадили в меньшую, после чего все выбрались наверх, люк захлопнулся, стало темно и скучно.

Подавив в себе желание достать Жнец и справиться с путами на конечностях, а затем и с решёткой, я призадумался. Люди, которые меня посадили под арест, вне всякого сомнения не имеют отношения к городской страже и прочим официальным организациями. С теми, как правило, договариваться куда сложнее. То есть, можно предположить, что ничего плохого пока что не случилось.

К тому же, допустим, сбегу я от них. И что дальше? Я не представляю, где располагается моя цель, зато успел разобраться, что порядки в городе не самые благоприятные для чужаков. Воины на стенах с интересом смотрели на мою беготню от крабов; нищие жители поголовно косятся так, будто у них перед глазами прицел чего-то убойного. Плюс ко всему с первых шагов поссорился с какой-то криминальной группировкой, а первая встречная девочка свято уверовала, что я шпион и делится этим выводом со всеми желающими.

Нелепица, но нелепица опасная. Город в осаде, с таким ярлыком могут сначала удавить, а уже потом начать разбираться.

Побег, даже бескровный, может увеличить количество проблем. А это совершенно не в моих интересах. Я хочу как можно тише сделать своё дело и свалить отсюда к следующей цели своего непростого пути.

От пут всё же избавился, но без помощи Жнеца.

Шнурок вокруг запястья нищих тюремщиков не привлёк. Тонкий ремешок я ещё давно тщательно запачкал клеем и облепил мелким мусором. Он ни капли не похож на предмет, который чего-то стоит. Даже разбирающийся человек не сразу опознает кожу какой-то редкой южной твари, славящейся способностью временно угнетать атрибуты жертвы.

Даже после смерти это свойство могут использовать мастера артефактов. Да-да — это и есть моё средство маскировки. Для таких целей почти идеально, потому как при снятии не наваливается груз вновь заработавших атрибутов, способный на сутки превратить тело в развалину и погасить сознание на несколько часов. Лишь минутное незначительное недомогание, и вот я уже в полном порядке.

Человеку с моими параметрами несложно разделаться с узлами пут. Их ведь вязали в расчёте на среднестатистического аборигена. А у меня и гибкость тренирована, и физической силы столько, что если быка ущипну, клок шкуры выдеру.

Справившись с веревками, без труда разобрался с засовом. Благо, похитители не скрывали его устройство, подсвечивали себе, пока с ним возились. Ну и ночное зрение способно работать даже в кромешном подвальном мраке.

Выбравшись в основную часть подвала, я по-хозяйски огляделся. Лестница из блоков ракушечника вела к люку, и меня она не привлекла. Я ведь не собирался сбегать по-настоящему.

А вот пара стеллажей, плетённых из толстой лозы и опирающихся на столбы из вездесущего здесь ракушечника, заинтересовала куда больше. Предметы, которые на них хранились, не очень-то гармонировали с нищей лачугой.

Фарфоровая посуда, тяжеленная бронзовая ваза, пара рулонов бархата, свёрнутый коврик тонкой работы, россыпь металлических ложек и вилок, резная шкатулка из зеленоватого поделочного камня, тюк с нормальной одеждой, а не рваниной, и прочее-прочее.

Вещи смотрятся откровенно неуместно. Складывается впечатление, что я обнаружил улики криминальной деятельности. Открытие ничуть не удивило, ведь и без того испытывал сомнения в законопослушности «приютивших» меня людей.

Жизненный опыт подсказывал, что у таких личностей даже в потайном подвале может отыскаться нечто такое, что держать на стеллажах нельзя. И я приступил к розыску тайников.

Таковые не обнаружились, зато нашлось нечто другое, тоже тщательно скрытое. Один из стеллажей оказался своего рода дверной створкой, за которой висела растянутая рогожа, тщательно обклеенная крошкой из ракушечника. На голой стене такая маскировка не сработает, а вот если вглядываться сквозь густое переплетение лозы — вполне себе не выбивается из фона.